«Искусственный разум» подвержен предрассудкам.


Обучаясь человеческому языку, компьютерные программы перенимают вместе с ним и наши культурные стереотипы.

Человеческий мозг ищет ассоциации между словами, основываясь на значении этих слов. Ассоциации могут быть как очевидными, так и не очень, например, при слове «роза» у кого-то в голове всплывет не только «аромат», «цветок» и прочие приятные вещи, но и «боль» – если для человека шипы розы оказались важнее ее запаха, а для кого-то цветок вообще может быть предвестником неприятностей.


Обучаясь человеческому языку, машины усваивают наши культурные стереотипы. (На фото – кадр из фильма «Терминатор–2».) (Фото: Eddie Calo / Flickr.com.) Обучаясь человеческому языку, машины усваивают наши культурные стереотипы. (На фото – кадр из фильма «Терминатор–2».) (Фото: Eddie Calo / Flickr.com.)
 Однако, если отвлечься от индивидуальных особенностей и личного опыта, то в целом у слов есть достаточно устойчивые «свои» связи, которые мы даже не всегда осознаем и которые можно обнаружить с помощью специального теста на скорость ассоциаций: чем прочнее в голове сидит какая-то ассоциация, тем быстрее человек отреагирует на то или иное слово, связанное с другим. Так, в связи с «цветком» самыми быстрыми ассоциациями будут слова, обозначающие что-то приятное, напротив, «оружие» быстрее попадает в отрицательное понятийное окружение. Такие ассоциативные тесты могут много чего рассказать социологам: например, в США среди ассоциаций к «оружию» часто возникают афроамериканцы, тогда как белые люди обычно ассоциируются с безопасными и безвредными объектами.

Исследователи из Принстона разработали похожий тест, но только для машин. Наверно, сейчас уже ни для кого не секрет, что существуют алгоритмы, позволяющие машине разговаривать с человеком, и некоторые люди, бывает, часами сидят в сети, переругиваясь с лингвистическим роботом (правда, не очень понятно, говорит ли это о достоинствах робота, или же указывает на некоторые, скажем так, умственные особенности его собеседника).

Но, когда машину обучают словам, то их значения ей объясняют не через соответствия слов каким-то объектам. Вместо этого машине дают кусок текста из интернета, который она анализирует на предмет того, какие слова встречаются рядом друг с другом часто, а какие – редко. Анализ довольно сложен, тем не менее, с его помощью машина понимает, что слова «лед» и «пар» имеют большее отношение к слову «вода», нежели, например, к слову «мода».

Однако интернет заполнен словами, которые пишутся теми же людьми и которые стоят рядом, подчиняясь тем же человеческим ассоциациям. Так что стоит ли удивляться тому, что, как пишут авторы работы в Science, у лингвистических роботов связи между словами оказались те же, что и у людей: цветы и музыкальные инструменты машина употребляла в связке с приятными словами, насекомые и оружие – с неприятными.

То же самое касалось социальных групп: имена, свойственные белым, ассоциировались машиной с положительными вещами, тогда как имена черных оказывались связаны со словами с отрицательной окраской. И то же самое было с молодыми и старыми: имена стариков несли, если можно так выразиться, неудовольствие, от имен молодых же исходили лишь приятные ощущения. И то же самое – с мужчинами и женщинами: к «мужчинам» тяготели, например, «математика», «физика» и вообще науки, «женщины» же оказались в одной связке с разнообразными искусствами, и целым рядом «женских профессий», таких, как гигиенист и библиотекарь.

То есть машина, манипулирующая языком, оказалась подвержена тем же психологическим стереотипам, что и человек: убежденность в том, что наука – не женское дело, называется сексизмом – и мы видим это в машинных ассоциациях, убежденность в том, что черные – это всегда опасно, называется расизмом – и мы видим это в машинных ассоциациях, убежденность в том, что возрастной работник по определению хуже молодого, называется эйджизмом – и мы видим это в машинных ассоциациях.

С другой стороны, если речь идет о человеке, не стоит забывать, что имеются в виду именно неявные связи, когда сам человек мало задумывается о том, какие слова и как у него связаны, и если его спросить напрямую о том, что он думает, к примеру, о женщинах в науке, то он ответит, что вполне признает их вклад в научное знание и всячески приветствует их участие в исследованиях. С третьей стороны, неизвестно, как поведут себя в будущем такие неявные ассоциации и не станут ли они явными.

Впрочем, в данном случае нас больше интересует не столько люди, сколько машины. Как пишет портал LiveScience, сами авторы признают, что такие программы, которые обучаются человеческому языку, становятся в итоге своеобразным слепком нашей культуры, со всеми предрассудками и среднестатистическими эмоциями: «цветок – это прекрасно, а черные – это опасно». Слепок, возможно, несколько упрощенный, и касающийся только отдельных стран; хотя очевидно, что если бы программа обучалась русскому или китайскому, то и тогда бы она обзавелась какими-нибудь характерными ассоциациями, просто своеобразие таких ассоциаций было бы другим.

Но, так или иначе, в таком виде искусственный интеллект выглядит просто продолжением обычного, человеческого, пусть и работающего намного быстрее – и, повторим, странно было бы ожидать чего-то иного. Напоследок не откажем себе в удовольствии напомнить, что в 1971 году великий писатель-фантаст Станислав Лем рассмотрел очень похожую проблему в рассказе «Ананке», в котором человек, занимавшийся тренировкой бортовых компьютеров космических кораблей, сумел заразить эти компьютеры собственным психическим расстройством, что в итоге привело к катастрофе.
Автор: Кирилл Стасевич

Источник: http://www.nkj.ru/news/31111/

Комментарии